Тайное имя

О существовании практики «тайных» имен слышали или знают все. А когда факт существования некоего явления – общеизвестен, то и от желающих дать ему собственное толкование буквально отбоя нет. И случай с «тайным» именем исключением не является. Чего только вокруг него не наговорили!

Наиболее распространенных версий – две. Первая: родители хотят отразить в имени новорожденного свои амбиции в отношении его «блестящего» будущего. Однако, опасаясь, что действительность не будет в полной мере соответствовать их ожиданиям, вкладывают их в имя, известное только им, чтобы потом не выглядеть смешными.

Но возникает вопрос: почему бы в таком случае не использовать практику американских индейцев, например, у которых данное при рождении имя – не более чем идентификационный код, а настоящее имя человек должен заслужить сам, своими действиями и проявляемыми качествами.

Вторая версия гораздо более примечательна: ребенку дают тайное имя, чтобы уберечь ребенка от злых чар (порчи, сглаза), которые невозможны без знания его подлинного имени. Попробуем представить себе, как это должно выглядеть: сидит такой «дежурный черт» под окнами роддома или в приемной повитухи и ждет появления счастливого папаши. Когда тот выходит, начинает выпытывать: как ребеночка назвали? А выпытав, бежит в бесовскую канцелярию и докладывает менеджеру по порче, что, дескать, родился мальчик Сидор, и надо его быстренько заколдовать. А папаша возвращается к роженице и, весь красный от гордости, сообщает, что черта он провел, и теперь малышу-Сигизмунду ничего не угрожает.

Если картинка получилась не слишком убедительной, то спрашивается – кому и зачем на самом деле это может понадобиться? Если ребенок – наследник престола, то существовали более действенные методы нейтрализации. А если – сын пахаря, то какая практическая выгода может быть от его порчи кому бы то ни было? И уж если каждое мнение имеет право на существование, то не проще ли предположить, что Нумерология не только существует, но и практикуется две с половиной тысячи лет? И что знание имени ребенка позволяло кому-то заранее выявить его потенциальные личностные особенности и благодаря этому получить возможность найти с ним общий язык, а впоследствии – управлять им.

В этом случае нежелание родителей, знавших или подозревавших о существовании таких методов воздействия, подвергать ребенка риску оказаться зависимым от посторонней воли выглядит вполне оправданным. Только зачем все так усложнять? Не проще ли научиться самим просчитывать личностные характеристики ребенка на основе тех же данных, и направлять его, исходя из результатов этого анализа?

Именно это делают для своих детей многие современные родители, не пренебрегая даже небесспорными методами для того, чтобы оказать положительное влияние на их судьбы.